А вы замечали, что, вырастая мы лишаемся части той наивной детской непосредственности, которая позволяла нам легко и непринуждённо делать определённые простые вещи? Например, рисовать каракули так, что при взгляде на них возникало бы чувство неподдельного восхищения неожиданностью и "смелостью" композиции. Причём не только у юного "художника", но и у взирающего на результат взрослого "искусствоведа".

Не знаю, как у кого, но стоило мне научиться рисовать чуть получше Остапа Бендера, как я тут же утратил способность производить на свет те самые наивные нетленки каракулестроения в стиле "ля мазня". Казалось бы, что может быть проще? Но нет! Рассматривая свои детские рисунки, которые какое-то время хранились у меня на память, я в какой-то момент понял, что ТАК уже больше не нарисую. Что-то изменилось, и я лишился возможности искажать мир таким образом, чтобы это казалось неумелым и одновременно восхитительно естественным. А ещё стало очень сложно совершать все те непреднамеренные ошибки восприятия и отражения. Сколько ног у птички? Очевидно, что одна! Вторую просто некуда деть, если рисовать её сбоку. Сколько лап нарисовать животному? Кто его знает, их там порой болтается довольно много, поди сосчитай! Откуда растёт хобот? Какой формы попа у тигра? Способен ли дятел улыбаться? Существует ли шея и зачем она вообще нужна? Сколько вопросов и сколько неожиданных ответов!

Возможно, работающие в манере примитивизма профессиональные художники, или какие-то так и не подружившиеся с изобразительным искусством взрослые и способны навсегда сохранить в себе этот талант, эту способность водить фломастером в незамутнённом даосском стиле "непознавшей путь пьяной обезьяны". Но я, кажется, утратил это чувство свободного (от любых условностей) непренуждённого творчества безвозвратно. И от этого становится немного грустно, словно потерял какую-то важную частичку самого себя.

Ну, и немного прекрасного, натолкнувшего меня на эти размышления: